Чтобы скоротать время до нового фильма Дэвида Финчера, редакция «Перемотки» посмотрела «Белую птицу в метели» — не совсем триллер, отчасти драму взросления, а кое-где мыльную оперу о том, как в тихом пригороде творится всякое.

Самое, конечно, грустное во всём этом то, что Ева Грин уже играет маму довольно взрослой девушки

Грегг Араки продолжает свои повести Белкина «Метелью», убирая через два фильма на третий любимые светофильтры «Кислотная оргия на съёмках ситкома» и получая на выходе задумчивое кино аккурат для «Сандэнса» — вроде уверенного дебюта молодого жанрового режиссёра, что на аракином шестом десятке, пожалуй, по-своему доблестно. Ситкомы, впрочем, не остаются в стороне: интерьеры, диалоги, костюмы и персонажи тут словно позаимствованы из какого-то никчёмного дневного мыла, шедшего осенью 1988 года, когда Ив Коннор последний раз видели живой.

Послушайте, как Габори Сидибе (язвительная чернокожая подружка, идущая комплектом с язвительным приятелем-геем) интонирует «Oh my God!»; посмотрите на подвал дома Конноров с диваном в центре, лестницей сбоку и явно отсутствующей за оператором четвёртой стеной; оцените флэшбэки об американской мечте и копеечный глянец картинки — и в довершение всего Кэт несколько раз прямо скажет, что её жизнь выглядит как плохой телефильм. Плохие телефильмы с тайнами, однако, уже однажды превратились в «Твин Пикс» — о чём нам деликатно напоминает ненадолго входящая в кадр Шерил Ли — и «Белая птица» кажется историей взросления не только героини, но и наших с вами развлечений.

Фильмы Грегга Араки правильнее всего смотреть с «Шазамом» наизготовку: в «Белой птице» в очередной раз играет музыка Робина Гатри и микстейп из золотых хитов шугейза, нью-вейва и дрим-попа

Вивисекция низких жанров Араки не в новинку, и в «Белой птице» ностальгически нелепая форма естественно дополняет хонтологическую драму о призраках прошлого, тайком следующих за героями, и подчёркивает дистанцию между Кэт и её родителями, исступлённо разыгрывающими сахариновую лав стори. Звезда мыльной оперы, в которой выросла Кэт, конечно, Ив — Ева Грин, проходящая через все стадии от подвенечного платья до бокала вина и прозака, стараясь не показываться из-под масок, уставшая от своей роли, грандиозная и насквозь, каждой нотой фальшивая. Степфордская домохозяйка, которую закоротило, идёт вразнос при виде подросшей дочери-старлетки, молодится, притворяется Эммой Бовари и за несколько своих коротких сцен щеголяет новыми лицами и платьями — понимая, что её время уходит.

Запомнится она, однако, не такой. Вы запомните её смеющейся, взахлёб хохочущей — узнавшей вдруг, что в затянувшейся несмешной шутке есть ударный финал, расставляющий всё на свои места перед тем, как шоу закончится, теперь уже навсегда.