Редакция «Перемотки» вспоминает первый фильм Ридли Скотта о звоне шпаг, чести мундира и туманах Старого света The Duellists.

Углубившись в историю Гая Фокса, режиссёр ещё сильнее вознамерился дебютировать именно с костюмным фильмом, вышедший в 1975 году сверхамбициозный «Барри Линдон» окончательно утвердил в Скотте желание экранизировать живопись XVIII века. Планируя экономить буквально на всём, Скотт сразу же отказался от покупки прав на чей-то модный бестселлер и начал рыться в многотомниках народного достояния. В библиотеке он наткнулся на короткий рассказ великого и преступно скудно экранизированного Джозефа Конрада. Копию рассказа режиссёр отправил Воэн-Хьюзу, а сам в это время предпринял долгий крестовый поход на студийные земли.

Конрад написал рассказ по мотивам реальной 19-летней дуэли в качестве небольшого эскиза к своему незаконченному большому роману о Наполеоновских войнах. Воэн-Хьюзу пришлось сместить центр ёмкой истории о столкновении клинков и гордости в сторону д’Юбера (Кэррадайн), ему сценарист подарил семью и, соответственно, чёткий мотив завершить вечную схватку без кровопролития. При этом, продолжая кубриковский эпилог, и д’Юбер и Феро (Кейтель) в равной степени оказываются пережёваны быстротечной и обжигающей европейской историей — начав когда-то нелепую схватку и почти позабыв о её причинах, оба офицера стали заложниками стремительно устаревающего кодекса чести. Одного активная внешняя политика наполеоновской Франции оставила хромым, другого с позором выплюнула из военной структуры. 

По плану Скотта главных героев — офицеров-дуэлянтов д’Юбера и Феро — должны были сыграть Майкл Йорк и Оливер Рид, наскакавшие немало миль и проткнувшие шпагами десятки людей в «Трёх мушкетёрах» Ричарда Лестера. Оказалось, впрочем, что американские актёры обойдутся намного дешевле британских звёзд, и Ридли Скотт нехотя улетел в американскую командировку для переговоров с Харви Кейтелем. Несмотря на свою обширную в будущем фильмографию, Кейтель очень осторожно выбирал фильмы и согласился подписать контракт,  только когда Скотт перешёл от нудного кинопроизводства к расслабленным беседам о сигарах и алкоголе.

Ловко управлявшийся со шпагой Кэррадайн был куда сговорчивее, но в последний момент чуть не сорвал съёмки — его песня I'm Easy из олтмановского «Нэшвилла» стремительно пробилась в чарты, получила кучу наград и сулила прибыльное турне. Обещая запоминающийся европейских отдых с посещением замков, Скотт кое-как отвоевал Кэррадайна обратно. 

Российский поход Наполеона снимали на снежном пятачке горнолыжного курорта (дополнительные зимние кадры Скотт вмонтировал из своих рекламных роликов).

Утверждение сценария, поиск локаций (бюджет не предусматривал строительство декораций) и проволочки с актёрами сдвинули съёмочный график на неудобную осень: меньший световой день, нестабильная погода, сезонная грязь и серость. В Paramount поспешили передержать «Дуэлянтов» ещё год, Скотт же понял, что в очередной раз теряет фильм, и решительно выдвинул условия, которые больше не предлагал никому и никогда. Он отказался от гонорара, пообещал закончить съёмки осенью и гарантировал собственным кошельком обеспечить любые не предусмотренные бюджетом в $900 000 траты, будь то порча реквизита или вынужденное продление контрактов. Это определило амфетаминовый ритм работы на натуре и то, что многие сцены, в том числе самые величественные, состоялись совершенно случайно, на ходу. По этой же причине Скотт не мог соревноваться с Кубриком в масштабе и реконструкторских деталях, а ночные съёмки при естественном освещении требовали избытка рабочего времени и особых НАСАвских линз — ни того, ни другого у режиссёра не было. 

Для финальных кадров Скотт сам залез с камерой на возвышенность и поставил Кейтеля перед обрывом. Солнце выползло из-за небесного свинца на последних минутах съёмки. 

Полный комплект офицерских нарядов для двух главных героев был сшит в Италии за 19 000 фунтов. Узнав шокирующую сумму, Скотт заплатил из собственного кошелька и после съёмок забрал мундиры себе. Ещё бы, десятиминутная сцена с крайне популярным тогда Альбертом Финни стоила режиссёру какой-то пары бутылок шампанского. Музейной ценности рабочие мушкеты в случае поломки обошлись бы в два раза дороже мундиров, так что за их сохранностью следили не меньше, чем за сохранностью сражающихся на реальных саблях актёров.

Конечно, сабли не были заточены должным образом, и постановщик боёв Уильям Хоббс тщательно спроектировал каждую дуэль. Он же предложил вместо шпаг использовать автомобильные антенны, так что при попадании они незаметно складывались. Скотт не зря трясся над актёрами: в самый последний день Кэррадайн со съёмок уехал прямиком в больницу — конь прицельно сбросил его в рядом стоящее дерево. 

Первый поединок примечателен не только антеннами: в нём Харви Кейтель сражается с сыном Алека Гиннесса, Мэттью.

К весне 77-го «Дуэлянты» были закончены. неожиданно для режиссёра прорвались в каннский конкурс и получили награду за лучший дебют (не «Золотую камеру», увы, какую-то грамоту) — это было первое и последнее участие Скотта в самом престижном кинофестивале планеты. Всё ещё пребывая в заметном недоумении от исторического полотна Кубрика, европейские критики приняли «Дуэлянтов» сдержанно, ссылаясь на простоту сюжета, избыточную красоту кадра и формализм наглого дебютанта.

Скотт считает это серьёзным комплиментом, и в любом разговоре о начале карьеры не забывает напомнить, что его дебют был слишком красивым для критиков. Сегодня он, правда, понимает, что при всех успехах «Дуэлянтам» чудовищно не повезло со зрительским вниманием, и вполне понятно, почему. В США фильм вышел всего на семи копиях, зато одну из них крутили перед глазами случайно попавшего на сеанс техасца Кевина Рейнольдса, твёрдо решившего после «Дуэлянтов» посвятить свою жизнь режиссуре. В 1991 году вышел его «Робин Гуд» с Кевином Костнером, а в 2006-м его «Тристана и Изольду» продюсировал лично Скотт.