После неописуемого успеха дебютной «Красоты по-американски», во время просмотра которой проронил слезу Стивен Спилберг, а вместе с ним американские зрители, критики и академики, режиссёр Сэм Мэндес взялся за непозволительную для оскароносца работу. Он экранизировал комикс «Проклятый путь» и сделал это с размахом большого криминального фильма из великого голливудского прошлого — снег, дальние планы, небоскрёбы, отцы и дети, Пол Ньюман, наконец. Оба раза великий оператор Конрад Холл, снимавший в свои золотые годы такую классику, как «Буч Кэссиди и Сандэнс Кид» и «Хладнокровный Люк», получал «Оскар» за филигранные кадры, невозможные без перфекционистских качеств самого режиссёра. И вот «Морпехи» — неожиданный Мэндес, с динамичной камерой и живостью, сымпровизированный как минимум на треть или пытающийся казаться таковым.

Режиссёр вместе со сценаристом Уильямом Бройлесом перелопатил автобиографию морского пехотинца, ставшего после первой иракской кампании преподавателем литературы, познакомился с десятком настоящих морпехов, перечитал сотню баек. В конечном счёте он создал своего собственного среднестатистического Тони Суоффорда и дал ему полную свободу на меланхоличное разложение и беспечную болтовню. Суоффорд-автор вряд ли в большом восторге от кучи лишних штришков и пропущенного через мясорубку текста, но какого результат он ждал. Продать права на свою книгу крупной киностудии — значит заключить сделку с дьяволом. Что не так уж и плохо, если на дьявола работает скучающий в аду Сэм Мэндес.

Самое начало фильма — нагловатое цитирование Кубрика, вызывающее либо детскую радость, либо несварение желудка. Мэндес утверждает, что пытался не прикончить исходный материал и одновременно с этим хоть как-то уползти от совсем уж очевидных параллелей с «Цельнометаллической оболочкой». Для этого он снял впоследствии удалённую сцену с Сэмом Рокуэллом, играющим немного эксцентричного дядю Суоффорда с боевым опытом. Однако оказалось, что по недосмотру Мэндеса Рокуэлл погубил плёнку, превратив свой пролог в комичный эпизод из фильмов братьев Коэн. В таком случае лучше уж Кубрик, тем более учебка, как её не изменяй и какое освещение не ставь, всё равно будет похожа¹ на хрестоматийные уже сцены из «Оболочки».

Сам по себе фильм — это будет очевиднее ближе к середине хронометража — собирался перфекционистом Мэндесом как конструктор с лишними деталями. Дело не только в том, что сюжет антивоенной картины без наличия самой войны как бы зависает в раскалённом воздухе американских пустынь (в Ираке ничего не снимали, понятное дело), просто к персонажам надо подбираться со всех сторон и найти эти стороны на бумаге не всегда получается. Джейк Джилленхол, к примеру, не был самым очевидным выбором на главную роль и напряжённая сцена с Брайаном Джерати (играет мягкотелого Фергюса) постоянно застревала в недоигранных истериках. Но когда во второй день съёмок он всё-таки накопил в себе нужное количество агрессии, то перепугал Джерати, подбил себе зуб и вообще не совсем контролировал себя. Именно к такому поиску и стремился режиссёр, снимая лишние сцены и делая по несколько версий уже готовых. Впрочем, самым важным конструкторским столом была монтажная, через которую прошли километры плёнки, а вышло чуть меньше двух часов² готового фильма.

Абсолютное большинство самых смешных и диких сцен фильма являются импровизацией или частичной импровизацией. Изначально одобренный студией сценарий неоднократно переписывался, но в конечном счёте актёрам давали текст и разрешали строить на нём свое видение персонажа. От подобного подхода отказался только Лукас Блэк, который привык работать по старинке с написанным текстом. Тогда на съёмке сцен с интервью, которые у морпехов брали американские журналисты, Мэндес схитрил. Он включил камеру заранее и снимал то, как Блэк ожидает крика «Мотор!». Потом он записал вопросы отдельно и наложил их на имеющиеся кадры. Уморительная сцена с полным игнорированием журналистки³ стала логичным следствием препирательств Крюгера и сержанта Сайкса, который запретил солдатам болтать лишнее при журналистах и уж тем более ругать политику государства и деятельность военного командования.

Крюгер, герой Лукаса Блэка, написан на стыке представлений об американском реднеке и их же отрицании. Это немного грубоватый морпех, который, впрочем, знает о войне больше всех, всё понимает и при случае начинает качать права, вспоминая конституцию. Наиболее дурацкая с ним сцена происходит в самолёте, когда Крюгер пытается склеить симпатичную стюардессу⁴, но её язык оказывается острее армейского ножа. Это тоже своего рода позиция Мэндеса в «Морпехах». Раз уж женских персонажей в фильме мало, то пусть хоть последнее слово останется за ними.

Намеренно засвеченная, практически белая картинка⁵ отвечает за ощущение невероятной жары, словно ты на другой планете. С таким нехитрым техническим решением приключения Тони Суоффорда в Ираке начинают напоминать приключения уголовника Ричарда Б. Риддика из «Чёрной дыры». Редкие яркие цвета — маячки из прошлой жизни морпехов.

Обилие отсылок к классике вьетнамского антивоенного кино — не только какая-то постмодернисткая поза, а скорее визуализация утверждения о том, что современные люди воспринимают войну исключительно через реальность, создаваемую фильмами или телевизионными передачами. Это эхо прошлой войны, которое прошло многоразовую фильтрацию и имеет невероятно далёкое отношение к реальности. Особенно забавно, что любое антивоенное кино морпехами автоматически воспринимается как милитаристское. Как их страшно качает и прёт⁶, когда на экране идёт знаменитая вертолётная атака из «Апокалипсиса сегодня».

«Who else get to see shit like this?» — попытка ответить на «I love the smell of napalm in the morning» из «Апокалипсиса сегодня». Ответ жидковатый, но и сама война протекает только в воздухе, морпехи лишь мечутся по земле, как муравьи в кипятке. Несмотря на кубриковское начало, сам Мэндес (он этого не говорит напрямую, но количество упоминаний выдаёт) снимал свой вариант режиссёрской, более сюрреалистичной версии «Апокалипсиса сегодня». Станет ли фильм классикой⁷ лет через 10 — если и нет, то, возможно, станет через 20.

.
Детали

Съёмочная группа во главе с американской журналисткой⁸ (её играет продюсер фильма Лаура Никс) на самом деле занималась созданием документального фильма Jarhead Diaries, который потом вошёл в DVD-издание. 

Занятен тот факт, что последней отснятой сценой является истеричный онанизм Соуффорда после письма его девушки, дающего очевидные намеки на измену. Соуффорд разбит и раздражён⁹, как замечает режиссёр, у него такое лицо, будто герою лет 12, и у него разводятся родители. Полное бессилие и пустота, то есть внутреннее состояние морпеха наконец-то догнало внешнее — с пустыней и предательством ничего поделать нельзя, хоть лопатой её копай, хоть голову расшиби о казарму.

Дата и время в фильме почти не констатируются, зато раз в тридцать минут в кадре появляется информация о количестве пехотинцев¹⁰ в зоне конфликта. Это индикатор внутреннего и внешнего безумия. Морпехи сходят с ума от жары и безделья, а их становится всё больше, хотя всю войну в итоге выиграла авиация.

Битва скорпионов¹¹ полностью сделана на компьютере, Мэндес сначала даже не поверил своим глазам, когда из ILM ему прислали первые кадры. При этом скорпион после боя вполне настоящий. Труды специалистов из лукасовской студии выдаёт даже не анимация, а слишком хорошая режиссура боя.

У преимущественно сериального актёра Джона Красинскиа¹² (американский «Офис») всего две сцены, зато потом Мэндес утвердил его на главную роль в своем самом скромном фильме «В пути».

Неожиданный оммаж триллеру¹³ «На север через северо-запад» Альфреда Хичкока. Минутный эпизод стоил двух дней съёмок и адской работы студии ILM, стиравшей горы, добавлявшей самолёты и дым.

Сцена с сидящим трупом¹⁴ взята прямиком из книги — собственно, ради неё Мэндес и согласился на съёмки.

Почерк Мэндеса — главный герой смотрит в окно¹⁵ и понимает, что он отделён от той реальности за стеклом.