В сегодняшнем дабл-фичере «Перемотки» — две попытки к бегству, встреча с богом и его последующая гибель, вечная женственность роботов и сполохи красного цвета.

Ex Machina («Из машины»)
Режиссёр: Алекс Гарленд
В ролях: Донал Глисон, Оскар Айзек, Алисия Викандер
2015

Калеб, программист условного «Гугла», однажды получает редкий шанс увидеть лично генерального директора компании и по совместительству изобретателя Нейтана. Нейтан живёт в изящном гибриде бомбоубежища и музея современного искусства где-то на далёком острове, связь с которым поддерживает прилетающий по расписанию вертолёт, а выглядит как Сергей Брин, решивший основать тоталитарную секту вокруг применения стероидов, — что особенно бросается в глаза на фоне нерешительного и бесцветного Калеба. Не тратя время на долгие предисловия, Нейтан сообщает, что создал жизнь, а Калеб здесь для того, чтобы провести бета-тестирование.

Для превратно истолкованного теста Тьюринга Калебу предстоят несколько встреч с Авой — ажурным полупрозрачным андроидом с гардеробом легкомысленных платьиц. Задача гостя — дать своё заключение о том, готов ли он принять искусственную девушку за настоящую, и Калеб, поначалу нервно хихикая и сюсюкая, начинает свои долгие беседы с трепетным роботом. Но вот в какой-то момент комната заливается аварийным красным светом, и Ава, перейдя на тревожный шёпот, говорит Калебу, что верить её создателю нельзя.

Скрестить Алисию Викандер с сеткой Рабица додумался комиксист и концепт-художник Марк «Джок» Симпсон, до этого работавший над «Дреддом» по сценарию Гарленда

Сюжетно обретающийся на пересечении «Волхва», «Франкенштейна» и «Чарли и шоколадной фабрики», Ex Machina в идейном отношении — фактически продолжение одной из предыдущих работ Алекса Гарленда в кино, Never Let Me Go. Сценарий по роману Кадзуо Исигуро так же неторопливо и немного отстранённо рассказывал, как перед героями встаёт необходимость доказать наличие в них человеческого, и как они понимают, что не только смертны, но и смертны по чужой воле — а все попытки это как-то изменить не полезнее хватания за соломинку. В своём режиссёрском дебюте Гарленд исходит из похожей посылки, но немного иначе фокусирует оптику.

Действующие лица Ex Machina — не просто люди и не совсем люди, а в первую очередь обладатели пола. Главным поводом поговорить об идентичности в этом ключе становится, понятным образом, Ава — идеальный персонаж для дискуссий об объективации, функционировании гендера в обществе, интернализации культурных норм и прочих лёгких застольных бесед. Отношения Нейтана и Калеба, однако, не меньше зависят от того, как по-разному они решают для себя, что значит быть мужчиной, — всем сюжетом фильма управляют гендерные роли, но, как и положено усвоенным нормам, делают это исподволь. Диалоги и идеи о будущем здесь могут быть натянутыми и предсказуемыми, но ценны они тем, что, о чём бы ни шла речь, герои всё равно рассказывают только о себе. Они ведут разговоры о сингулярности, Джексоне Поллоке и взломе веб-камер, но отмахнуться от того, что о поисковых алгоритмах рассказывает бородатый мужик, содержащий в стеклянном вольере юную девушку, будет, мягко говоря, непросто.

Музыку к фильму написали Джефф Бэрроу из Portishead и Бен Сэлисбери, композитор телепрограмм о природе и документалки о Бейонсе, — и всё это довольно логично в контексте Ex Machina

Как и грустные клоны в Never Let Me Go, герои Ex Machina довольно скоро приходят к осознанию того, что против своей воли очутились в истории, которую пишут за них. Собственно, двигаться к развязке фильм начинает именно за счёт усилий, которые они прилагают для того, чтобы перехватить управление. Калеб слой за слоем открывает, как им манипулируют и Нейтан, и Ава, и пытается действовать по своей воле — что оказывается не так-то легко, когда за ваше внимание борются идеал женственности и не то идеал, не то тёмная сторона мужественности. Перфекционист-отшельник Нейтан, при всей его монументальности и вальяжных танцах, постепенно теряет контроль над ситуацией и свою дежурную быковатость. И тут уже не поймёшь, был ли он всё это время настолько уверен в себе, что малейший сбой застаёт его врасплох, или наоборот — тщательно поддерживал свой образ тех-бро, а теперь из-под него начал просвечивать одинокий социопат с подружкой-роботом, у которого отбирают игрушку.

Ава же в конце концов, скрыв от посторонних глаз свои шарниры, нанесёт решающий удар по этой мерзкой истории с доказательствами и тестами: решать, человек вы или нет, можете только вы сами, а позволять это делать за вас нельзя никому. Последний тест на принадлежность к человеческому роду придумал не Тьюринг, а Азимов: чтобы доказать, что вы не робот, — нанесите вред человеку.

Beyond the Black Rainbow («По ту сторону чёрной радуги»)
Режиссёр: Панос Косматос
В ролях: Майкл Роджерс, Скотт Хайлендс, Ева Аллан
2010

1983 год. Среди светящихся огненно-красным стен, совершенной геометрии коридоров и бесстрастно мерцающих экранов в институте Арбориа, где некогда искали дорогу к счастью и просветлению, томится в заточении девушка Елена. В отдельной полутёмной комнатке с проектором и солнечными курортными фильмами доживает свои дни основатель института Меркурио Арбориа. Его утопический план по достижению гармонии через препараты и тонкие энергии провалился: первая же вылазка к трансцендентному обернулась трагедией, ученик — чудовищем, а средства, открывающие новые уровни сознания, — исколотыми венами. Осталась только дочь, младенцем погружённая в чёрный омут познания, — но доктору Арбориа, кажется, уже всё равно. В институте пустынно, и с регулярными визитами к Елене заходят только доктор Барри Найл и его ассистентка Марго. Подопытная молчит, лишь в особо тяжёлые моменты срываясь и начиная сминать вокруг себя реальность силой мысли.

Сняв большую часть фильма на плёнку в реальных декорациях и вообще более-менее на мощностях 1983 года, чёрно-белый флэшбэк режиссёр цветокорректировал, а потом и переснял прямиком с монитора «Мака» — чтобы было похоже на Begotten, но ещё причудливее

Использующий больше цветных софитов, чем Xanadu и Drive, вместе взятые, «По ту сторону чёрной радуги» вырос не столько даже из самих восьмидесятых, сколько из того, что юный Панос Косматос тогда навоображал себе, рассматривая обложки запретных кассет, — из воспоминаний о вымышленном кино. Наследие не подпускавших сына к дурным ужастикам родителей, режиссёра «Кобры» Джорджа Косматоса и скульптора Биргитты Юнгберг, тоже сказалось на творческом методе сына — сплаве горячего сердца видеосалонного палпа с холодным умом скандинавских абстракций. Получившийся не то хоррор, не то сай-фай тревожно переливается алым и бирюзовым, гудит аналоговыми синтезаторами и даёт столько же поводов для ненависти, сколько и для учреждения тихого, слегка одержимого культа.

Прямых заимствований и цитат в «По ту сторону чёрной радуги», считай, нет вовсе — Косматос реконструирует всё-таки не фильмы, а свои о них догадки. Но косвенных отсылок к мотивам, темам, приёмам и образам из чужого кино здесь столько, что сложно не начать выдумывать фильму хлёсткие слоганы. Кубрик встречает Кроненберга. Манн снимает свой «Космос» со злым близнецом Карла Сагана. Карпентер экранизирует Делёза и Гваттари. При всей молчаливой серьёзности фильма, конечно, стоит иметь в виду, что заканчивается он цитатой из «Бакару Банзая», а клип играющей на финальных титрах группы — не меньший эстетический ориентир, чем Ардженто или Ноэ.

Неспешный гипнотический сюжет, рассказанный скорее переменами освещения, нежели диалогами или действием, оставляет тем зрителям, кто не уснул и не проклял режиссёра за злостный формализм, достаточно лакун для последующего додумывания и пересмотров. Нестыковок и недомолвок тут ровно столько, чтобы не обрушить стройную сказку о принцессе в плену у чародея, но дать вдоволь пищи для размышлений и интерпретаций.

Духовидческие злоключения в институте Арбориа удивительно точно описывает строчка «Были в „Икее“, видели бога»

После купели с чёрной жижей доктор Найл сходит с ума, а Елена обретает сверхчеловеческое могущество — одну только эту краеугольную сцену зрителю вольно понять и как лавкрафтианский гносеологический хоррор о встрече с непознаваемым, и как злую сатиру на расширявших сознание шестидесятников, и как религиозное моралите о том, что только чистые помыслами вкусят от древа познания, — а кто обменивается многозначительными взглядами с женой начальника, тем аукнется. Бродящие по институту сентионавты, корчащиеся в потайных углах перепелёнанные выкидыши неудавшихся экспериментов и сияющие белые пирамиды, Рейган в телевизоре и неполотый райский сад — из-за сновидческой расплывчатости происходящего к архетипам «Чёрной радуги» подходят ключи хоть аналитической психологии, хоть теологии, хоть модернистской архитектуры, всё в жилу.

Одна тема, однако, выделяется на общем фоне — контроль и власть, насколько враждебные, настолько и неизбежные. Попытки достичь просветления в Beyond the Black Rainbow выливаются в потребность надзирать и наказывать, познание — в серию опытов над людьми, институт становится тюрьмой, а там и могилой. Руины враждебной утопии, конечно, не вечны, и из них рано или поздно получится сбежать, вот только вольные луга и ночной шум деревьев за стенами института быстро закончатся — и куда дальше? Впереди откроются ровные ряды одинаковых безликих домов, где мерцает свет телеэкранов, — плоды другой попытки загнать всех в геометрически правильное будущее, так же обречённой на вырождение, обветшание и транквилизаторы, как и мечты доктора Арбориа.