— Вы уже успели снять в общей сложности четыре фильма и сегодня преподаете режиссуру в Школе искусств Колумбийского университета в Нью-Йорке. Но насколько нам известно, всё начиналось с театра. Как так получилось, что вы ушли в кино?

— В колледже я на самом деле увлекалась театром, в частности разрабатывала и ставила новые спектакли, а после выпуска работала помощником художественного руководителя маленького, но хорошо известного театра Soho Rep в даунтауне. В театральном межсезонье мне удалось срежиссировать несколько безбюджетных спектаклей, но в какой-то момент я начала ощущать себя будто бы в коробке. Стало понятно, что если хочу сделать карьеру постановщицы в театре, то нужно поступать в йельскую магистратуру искусств, однако я не была тем человеком, которые обычно поступают в Йельский университет (то есть, богатым белым парнем), и не хотела снова изучать театр. Мне всегда нравились американские независимые фильмы, особенно в 90-е, когда я ходила в школу. И у меня действительно было большое желание снять своё кино. Но тогда слишком пугающей выглядела техническая сторона. А ещё я никогда не писала сценариев, и это пугало гораздо больше. В итоге я решила бросить себе вызов и поступила в аспирантуру Калифорнийского института искусств, чтобы проверить, могу ли я в принципе делать фильмы.

— It Felt Like Love изначально был вроде бы задуман короткометражным фильмом, но впоследствии разросся до полного метра. Что вас так увлекло в этой истории?

— Когда я начала писать сценарий к короткому метру, то не видела, как из этого может получиться ещё один фильм, а потом подумала, что для карьеры будет лучше, если я сниму полнометражное кино. Короткометражка только отсрочила бы этот процесс, поэтому я решила от неё отказаться. Но у меня уже была некоторая привязанность к персонажу Лайлы, и когда я снова к нему вернулась, то почувствовала, что могу продолжить писать дальше. У меня на самом деле не было никакого плана, я просто позволяла характеру двигать историю вперёд.

— Снимая кино на тему пробуждения сексуальности, довольно сложно избежать провокационности. У вас же получилась тихая и абсолютно не вызывающая история, рассказанная на полутонах. Вы сознательно этого добивались?

— Я думаю, что по американским меркам фильм получился как раз-таки довольно провокационным, в первую очередь из-за мужской наготы. На нескольких семинарах сценаристов на ранней стадии фидбэка мой сценарий отклоняли, обнаруживая в нём «провокации ради провокаций». Люди, читавшие его, советовали приглушить тона ещё больше. Возможно, на бумаге Лайла и правда выглядела слишком вызывающе, но я понимала, что если найду на её роль невинную девочку, то она сбалансирует агрессивное поведение персонажа с характером его восприятия зрителями.

— У вас получилась интересная история с кастингом. Вы действительно искали девочку на роль Лайлы через Tumblr?

— Да, я завела Tumblr для фильма, где начала собирать портреты молодых девушек, по возрасту находящихся между детским и взрослым мирами. Там я отбирала работы как фотографов-любителей с Flickr, так и некоторых профессионалов, обращая внимание на то, как подростки фотографируют себя сами и как их фотографируют взрослые. Этот маленький интернет-проект привлёк внимание девочек-тинейджеров на Tumblr, многие из которых спрашивали о возможности попасть на прослушивание. Также через этот блог я вышла на танцевальные студии, познакомилась с уличными подростками и искала детей, которые напоминали бы мне о тех, кого я знала в прошлом. Потом я поняла, что Tumblr можно использовать для виртуального общения с девчонками, и это позволило мне документировать их представления о красоте, любви и желаниях. Когда Джина Пьерсанти прошла прослушивание, я была действительно очарована ей, но она не читала сценарий полностью и видела всего лишь несколько сцен. Поэтому я пригласила к себе Джину и её маму, рассказала, о чём в точности планирую снимать, после чего дала почитать сценарий на дом. Но они отказались прийти в следующий раз. Я очень обиделась! Джина всё ещё была подписана на блог фильма, поэтому я начала писать туда заметки о целях и идеях проекта, о том, как я разочарована тем, что большинство подростков сфокусировано на идеализации своих образов, и надеялась, что это привлечёт её внимание. Она продолжила читать и комментировать мои записи и в конечном счёте согласилась.

— Во всех ваших работах главные герои — тинейджеры или дети. Судя по несколько лирическим интонациям в It Felt Like Love, вам близок этот возраст, это время. Здесь есть немножко правды?

— It Felt Like Love — не автобиографическая история, но она определённо носит личный характер. По сути, это слегка преувеличенное отражение себя в том возрасте, когда я отчаянно пыталась стать привлекательной, но не могла понять, как этого добиться. В юности я определённо ошибалась, думая, что если сделать что-нибудь сексуальное, то это обязательно поможет. Персонажи в фильме содержат часть моих воспоминаний о людях, которых я знала, и взаимоотношениях, которые я пережила.

— Метафоричный финал вашего фильма немного напоминает концовку из Black Swan Аронофски. А вы ведь, кажется, заканчивали с Дарреном одну школу. У вас были какие-нибудь кинематографические ориентиры при работе над характерами и визуальным языком в It Felt Like Love?

— Не могу сказать, что концовка была непосредственно навеяна Black Swan. На самом деле хореография финального танца вдохновлена видеороликом со школьным хип-хоп выступлением, который я увидела на YouTube. Но да, Даррен ходил в ту же школу, что и я, и это своего рода образец для подражания. Что касается ориентиров, то перед тем, как начать съёмки, я пересматривала A Real Young Girl Катрин Брейя, Gasman Линн Рэмси, Or Керен Едайи и The Holy Girl Лукреции Мартель. Также мне очень нравятся фильмы A Nos Amours Мориса Пиалы и Lilja 4-Ever Лукаса Мудиссона.

— До It Felt Like Love у вас было три короткометражных фильма. В последнем из них вы рассказывали про русских иммигрантов в Бруклине. Почему именно русские и как вы нашли актеров?

— Мои прадеды иммигрировали из Восточной Европы, из области черты оседлости. Они снимали жильё в Нижнем Ист-Сайде Манхэттэна, где до сих пор живёт большая часть моей семьи, но я росла в самом центре Бруклина. Меня всегда интересовали русские иммигранты в школе, и я чувствовала, что они были моими экзотическими дальними родственниками. Майк, который играет отца Сони, владеет магазином в том районе, где я провела детство. Когда я была ребёнком, то всегда покупала у него школьные принадлежности. Мария, которая играет арендодателя, — это давняя подруга моих бабушки и дедушки. Она медсестра и обходит жильцов в их доме. Они оба знали меня с самого рождения. Что до подростков, исполняющих главные роли, то их я нашла в русской балетной студии.

— Расскажите, почему вы решили снимать на бруклинском побережье. В этом больше финансовых, эмоциональных или каких-либо других причин?

— Часть Бруклина очень сильно изменилась, «Бруклин» стал глобальным брендом. Мне не особенно нравится то, что он сегодня из себя представляет, и я, как правило, избегаю сильно джентрифицированных районов. У меня в аспирантуре было довольно много студентов разных национальностей, и среди них постоянно прослеживались желания уехать домой и снимать дипломный фильм там. Но все они были родом из далёких мест вроде Кореи. Это подтолкнуло меня к тому, чтобы попытаться заново изучить родные земли — в частности те, которые со временем не изменились. В местах, где снимался фильм, есть что-то непривычное и неузнаваемое, и это то, к чему я стремилась. Это такие части Бруклина, где можно заблудиться в природе, те места, которые я помню из своего детства.

— У вас есть смешной ролик с Мэттью Портерфилдом, где вы представляете свои работы в рамках «сандэнсовской» секции NEXT. Нам кажется, что ваши фильмы очень похожи по интонациям и манере обращения с полутонами. Вообще, у нас определённый круг молодых американских кинематографистов принято называть «новыми искренними». Вы, в принципе, видите себя в некотором сообществе этих новых тихих и искренних людей, которые снимают очень непритязательное по амбициям кино?

— Мне нравится определение «новые искренние». Думаю, что мы оба, Мэтт и я, просто пытаемся с определённой стороны исследовать близкие нам места и проживающих там людей, таким образом, чтобы быть честными по отношению и к людям, и к местам.

— В начале десятых молодые женщины-режиссёры из вашей страны сняли довольно много дебютных независимых фильмов, и они чаще всего получались достаточно тревожными и меланхоличными. Эми Сайметц, София Такал, Ханна Фидель, Аня Марквардт, Лиза Джонсон. Ваше кино, в принципе, подтверждает тенденцию. Это какая-то скрытая реакция?

— Думаю, это что-то вроде сопротивления тому, чего от нас ожидают. Ожидают обычно какой-нибудь романтической комедии.

— На The Talkhouse в своей рецензии на Night Moves вы описывали забавный случай, как в год показа Meek’s Cutoff на «Сандэнсе» вас перепутали с Келли Рейхардт, и говорили о том, что это был первый, но не последний раз, когда вас приняли за Келли. Расскажете о других?

— В январе прошлого года я со своим продюсером Шрихари Сатхе была на рынке Cinemart, где мы презентовали несколько фильмов для европейских дистрибьюторских компаний. Некоторые французские дистрибьюторы были очень поражены, когда встретили нас, и не только потому что мы с Келли внешне друг на друга очень похожи. Я работаю с индийским продюсером, но Аниш [Савджани], продюсер Келли, тоже индиец. И они такие: «Боже мой, такое чувство, что мы сейчас на встрече с Келли и Анишем».

— Над чем сейчас работаете? На вашей персональной страничке можно найти сразу три новых названия.

— Мне нужно некоторое время, чтобы обдумать несколько проектов, прежде чем взяться за какой-нибудь конкретный сценарий, но я пока еще не готова об этом говорить.