E.T. Crowd: Эксперименты на людях, разговоры с гирляндами и трудно быть Спилбергом в сериале Stranger Things

Вы наверняка уже посмотрели «Очень странные дела», или вам его раз десять посоветовали — давайте мы теперь расскажем, почему его можно и пропустить.

 


Stranger Things («Очень странные дела»)
Канал: Netflix. Премьера: 15 июля 2016 года.
1 сезон, 8 серий по 40–55 минут.

В маленьком городке в Индиане в 1983 году исчезает при непрояснённых обстоятельствах 12-летний Уилл Байерс. Пока пропавшего ищут мать, старший брат и полиция, друзья Уилла — такие же ботаники с дайсами для Dungeons and Dragons — встречают неизвестную девочку без имени, которая от кого-то прячется, узнаёт Уилла на фото и, кажется, умеет двигать вещи силой мысли.


 

Близнецам Мэтту и Россу Дафферам, писавшим сценарии для Wayward Pines и снявшим один на двоих полный метр, по 32 года. Их собственное двенадцатилетие, иными словами, пришлось скорее на Nintendo 64 и «День независимости», нежели на Atari, «Клуб „Завтрак“» и другие артефакты середины восьмидесятых, которые они тщательно воссоздают в своём сериале для «Нетфликса». Середина девяностых уже тоже достойный материал для ностальгии, однако в народной памяти жива чуток стыдными блокбастерами Бэя и Эммериха, а не обласканным критиками Спилбергом. Она со всеми взрывами хуже поддаётся переводу на язык малобюджетного инди и вдобавок ещё не сведена к набору готовых светофильтров, саундтреков и обязательных к просмотру и имитации фильмов, без которого «Очень странные дела» просто не случились бы — так мало в них своего.

В результате Дафферы, которых язык не поворачивается всё же обвинять в циничном расчёте, снимают свой сериал о чужом детстве — таком, каким они его видели на кассетах, — при помощи приёмов, которые даже самим вспоминать не надо, всё уже приспособили к современному кино и телевизору их предшественники. На выходе получаются Stranger Things — реферат самых очевидных восьмидесяточных тропов, вызубренный урок, складный, но лишь с малой толикой фантазии и опасности, которые и питали то ощущение чуда, которое создатели шоу так пытаются ухватить за хвост.

 

 

Несмотря на всё это Stranger Things, восьмисерийное шоу про детей, монстров и суперспособности, кажется, один из главных блокбастеров этого лета — даром что в интернете и идёт шесть с лишним часов. На фоне выходящих в кино бета-версии «Бэтмена против Супермена», едва работающей без патчей с блюрэя, или не вызывающего ни у кого сильных чувств «Тарзана» «Очень странные дела» подкупают самыми элементарными вещами: связным сценарием, толковыми актёрами, тёплой ламповой ностальгией и умело расставляющей капканы на зрителей первой серией.

Тут можно возразить, что всё не так просто, это на самом деле сериал о восьмидесятых и слэш-фик про Спилберга с Кингом, и привести в доказательство десяток-другой цитат из It и E.T., рассыпанных по восьми сериям. Дальше перечисления через запятую, однако, аллюзии здесь не заходят, оставаясь лишь декоративными приметами времени, которое создатели сериала не застали. Девочка с суперспособностями из вашего шоу выглядит как Дрю Бэрримор в «Воспламеняющей взглядом» — окей, и что с того? Это позволяет по-новому взглянуть на тот фильм, добавляет что-то вашей героине, рассказывает историю одним кадром вместо нескольких серий? Увы, ни того, ни другого. Упомянуть в своём фильме чужой ещё не значит сказать о нём что-то интересное, а кроме упоминаний тут ничего и нет.

Когда за текстом не стоит подтекста, а контекст сводится к постерам «Зловещих мертвецов» и прочей поверхностной чепухе, то чтобы удержать зрителя, нужно быть хорошим рассказчиком — и Stranger Things это по большей части удаётся. Это простая история, собранная из знакомых блоков сценарного лего, — упражнение в дисциплине и прилежании, в следовании канону и проверенным временем жанровым рецептам. Нестрашный хоррор, где-то уже виденная фантастика, набившие оскомину предыстории — порознь всё это совсем ужасно, но здесь тщательно перемешано, скрадывает недостатки друг друга и превращается в нестыдное, хотя и одноразовое развлечение для всей семьи, чем-то неуловимо родственное тазику оливье.

 

 

Таланты Дафферов и компании лежат в той же плоскости, что байки у костра: пока жарятся шашлык и зефирки на веточках, рассказать о страшном, но понарошку, и о вроде бы новом — но очень знакомом. Сюжет здесь достаточно оригинален, чтобы не выглядеть цельным плагиатом, но собран из хрестоматии главных фильмов тридцатилетней давности и с какого-то перепугу Under the Skin; чудище рычит, но всё будет хорошо; секретные агенты охотятся на детей, но их можно обогнать на велике.

Умения механически объединять несколько готовых историй так, чтобы из швов не сильно торчали нитки, и складно излагать у Дафферов не отнять. В попытках окучить все четыре квадранта зрительской аудитории — блокбастер мы или кто — Stranger Things пускает в ход даже те жанры, которые здесь явно лишние, но находит этим сюжетным ответвлениям применение и не бросает по дороге. Подростковый любовный треугольник — самая мучительная часть сериала, но и у неё есть кульминация и развязка, подрезанные в The Lost Boys. Шестая и седьмая серии сталкивают наконец в общих сценах всех действующих лиц — и это лучшие после первого эпизоды, образец того, чем сильны сериалы, предшествующий, увы, финалу — весомому аргументу в пользу того, что все сериалы надо немедленно предать огню.

Community или Sense8 бегло разговаривают на языке поп-культуры и пишут на нём свои новые истории, и даже незатейливым на первый взгляд Goosebumps удалось найти собственный подход к Р.Л. Стайну на стыке ностальгии, деконструкции и апгрейда. Stranger Things только вспоминает виденное в детстве кино — да, нам оно тоже нравится, но всё-таки зачем по десятому кругу слушать чей-то его пересказ? Beyond the Black Rainbow исходил из похожих предпосылок, но рассказывал очищенную от всего лишнего историю из выдуманного прошлого так, как мало кто до него, Дафферы рассказывают её так, как все сразу. Для комфортного попкорнового развлечения этого, наверно, и достаточно — лето на дворе, в конце концов, к чему усложнять. Однако дело здесь даже не в том, что все повороты сюжета Stranger Things читаются за версту, или в том, как всё легко даётся героям, а в том, что цитируемые им фильмы никогда не ограничивались обязательной программой — а сериалу сверх своей, пусть и исправно работающей истории предъявить особенно нечего.

 

 

А сейчас будут спойлеры

 

Редкие попытки додумать и развить по-своему восьмидесяточный канон — лучшее, что есть в «Очень странных делах», но охранительские инстинкты всё равно одерживают верх. Мерцающие ёлочные гирлянды, безутешная, но не сдающаяся мать, построенный всем миром в школьном спортзале бассейн, выбранное учителем физики для свидания кино, да хотя бы и группа The Clash — в сериале есть остроумные детали, пусть и поставленные на службу вторичной истории, перемешивающей «Останься со мной», «Оно» и «Инопланетянина» с десятком других фильмов. Однако три лучших изобретения сериала не доживут до конца.

Розенкранц и Гильденстерн вселенной «Очень странных дел» — бородач Бенни, первым встречающий беглянку Одиннадцатую, и нормкорщица Барб, двойник Марты Плимптон в The Goonies, не дождавшаяся подружку с вечеринки, — вопреки сценарным клише готовы сопереживать окружающим просто так, без причин. Бенни не нужно было потерять ребёнка, чтобы накормить и приютить Оди, а Барб не нужны крутые одноклассники, ей дороже её подруга — но кто бы это оценил. Обоим более-менее нет места среди победивших восьмидесяточных клише, из которых собран сериал, и их пускают в расход — совершенно впустую. Их смерти ничем особо не мотивированы внутри сериала — чудище не сожрало больше никого из действующих лиц, а секретные агенты на то и секретные агенты, чтобы не светиться и не убивать среди бела дня жителей маленьких городков, где ничего никогда не происходит, — они гибнут только для того, чтобы показать зрителям, как всё серьёзно.

Сериал об аутсайдерах, противостоящих большому и страшному правительству, сам первым делом избавляется от тех, кто не вписывается в его стройную картину мира. В нашем с Дафферами активе одно явное преимущество перед ранним Спилбергом и прочими, которое сериал упускает из виду, — мы на три десятка лет ушли вперёд, можем смотреть на эпоху со стороны и пользоваться её оружием против неё самой. У гиков всё хорошо, поверьте, они в итоге правда победили и теперь донимают Лесли Джонс в твиттере, как будто других дел нет, и в том, чтобы в сотый раз воссоздавать истории их детства, нет никакой доблести. Другое дело — перевернуть систему персонажей с ног на голову и показать старую сказку по-новому глазами отличницы-очкарика в рюшах или пекущего оладушки здоровяка словно из бара «Голубая устрица», но кто бы до такого додумался, все были заняты подбором правильного шрифта для заставки*.

 

* ITC Benguiat Condensed Bold 1977 года выпуска

 

Третье и главное изобретение «Очень странных дел», конечно, Одиннадцатая — молчаливая пацанка с бритой головой, убежавшая из секретной лаборатории. На её счету больше всего передряг, у неё самая выразительная арка, она связывает воедино все сюжетные линии и играет с самыми высокими ставками, она, наконец, выразительнее диалогов обходится скупыми жестами и испуганным взглядом, — хотя дети тут и так сильнее всех прочих актёров. Stranger Things не хватает урока, который выучили создатели «Зверополиса»: иногда главной героиней оказывается не та, о которой вы начали писать сценарий, и тогда надо никого не боясь задвинуть более привычного героя на второй план и уверенно шагать к миллиарду в прокате. Сериал делает почти все шаги в нужном направлении: Одиннадцатая постепенно становится полноправной сообщницей мальчишек-ботаников, крадёт все сцены, где героям позволяют заниматься фигнёй, качаться в кресле и хрустеть вафлями, и уже вот-вот займёт место кинговской Беверли Марш с телекинезом вместо рогатки — пока последняя серия не превращает её из живого персонажа обратно в сюжетный механизм. Одиннадцатая спасает весь городок ценой своей жизни, закрывая ворота в параллельный мир, откуда лезли чудовища, и…

И ничего — наступает хэппи-энд, пропавший Уилл возвращается к маме и друзьям, которые наперебой рассказывают тому, какое приключение он пропустил, когда она такая бац, а они такие дыщ, и всё как в «Звёздных войнах». Все восемь серий мы провели знакомясь с героями, проникаясь к ним сочувствием, переживая за Одиннадцатую, впервые в жизни встретившую настоящих друзей, — и тут оказывается, что её смерть не имеет для них никакого значения, а всё это время мы шли к тому, чтобы вернуть всё как было.

Лузеры в «Оно» не вспоминали, как было круто одолеть клоуна, а отправившиеся было за славой мальчишки из «Останься со мной» при виде найденного тела затихли и решили просто позвонить в полицию — всем было не до смеха, страшно, больно и грустно. И книги, и их экранизации — о взрослении и переменах, а не о том, сколько у нас дома было видеокассет. Такие истории не могут случаться каждые летние каникулы, но сериалу нужен второй сезон — поэтому все благополучно вернутся на свои места, поздравят друг друга с Рождеством и забудут, как жители Дерри, о секретной лаборатории, где пытают детей, и погибшей ради них безымянной девчонке.

Герои Кинга, на которого Stranger Things изо всех сил старается походить, всегда спешили повзрослеть и сбежать прочь из своего городка с хулиганами и монстрами — и взрослели, столкнувшись с неизбежностью смерти или дорогой ценой отсрочив её на 27 лет. Кинг писал о том, как важно убить прошлое из рогатки, найти надёжного друга и двигаться вперёд, Дафферы снимают о том, как сделать макет этого прошлого в натуральную величину и сдувать с него пылинки. Никто не изменится, никто ничему не научится, все погибшие погибнут зря, а потом неизбежный клиффхэнгер намекнёт вдобавок, что может, они и не погибли вовсе, а тёмная сторона всё ещё близко, — сведя на нет хэппи-энд, который только что свёл на нет кульминацию, обесценив принесённую ради обретённых друзей жертву. Оди, если ты жива — вернись и надери болванам задницы, вот это действительно будет круто и как «Звёздные войны».

В «Останься со мной» Горди — главный герой, голос Стивена Кинга в его собственном романе — рассказывает у костра историю о толстом мальчишке, который отомстил обидчикам на обжорском конкурсе. Дослушав, два его приятеля начинают выпытывать у героя, что было после того, как пацана стошнило черничными пирогами, — Горди смущается и говорит, что дальше ничего не было, конец, а недовольные друзья начинают додумывать всякую ерунду про то, как толстяк стал техасским рейнджером. Братья Дафферы играют с тропами романов взросления, но так же не видят за деревьями леса, как Верн и Тедди, которым подавай сиквел с экшеном. Становиться взрослыми нельзя каждые каникулы, истории обретают смысл, когда в них поставлена точка, а не титр «Продолжение следует», и точки надёжнее смерти пока не придумали.

Сериал продлён на второй сезон.

comments powered by Disqus