Пересмотр: Первый день новой жизни в фильме Ричарда Линклейтера Dazed and Confused

К концу лета «Перемотка» вспоминает снятый тридцать лет назад фильм о том, каково было взрослеть пятьдесят лет назад.

* * *

Несмотря на то, что он является полной противоположностью кино, построенного на интриге, «Под кайфом и в смятении» Ричарда Линклейтера — из тех фильмов, пересмотр которых может стать к ним ключом. Смотреть его в первый раз — как прийти на многолюдную вечеринку, где ты никого не знаешь, но именно поэтому же, вернувшись в его мир, там можно почувствовать себя удивительно уютно: в его героях видишь не столько людей, с которыми вновь предстоит пройти какой-то путь, сколько старых знакомых. Есть глубокая ирония в том, что в случае Линклейтера именно его исключительная непринуждённость стала качеством, нарушившим правила и ожидания и лишившим целую череду его голливудских фильмов (за исключением одной лишь «Школы рока») студийной поддержки и, как следствие, шансов на первичный успех, но именно благодаря ей же «Под кайфом и в смятении» в год его 30-летия достоин того, чтобы перефразировать о нём самую известную его реплику. Мы становимся старше, а на экране всё тот же глоток свежего летнего воздуха.

 


Dazed and Confused

Под кайфом и в смятении
Режиссёр: Ричард Линклейтер
В ролях: Саша Дженсон, Уайли Уиггинс, Джейсон Лондон
1993


 

Среди живущих режиссёров Линклейтер не имеет равных в своей увлечённости Моментом во всей его значимости и мимолётности одновременно, и «Под кайфом и в смятении» собран из моментов целиком. 28 мая 1976 года в безымянном техасском городке два десятка школьников дожидаются последнего звонка и проходят через специфические обряды инициации, а с наступлением вечера катаются по городу, заводят знакомства, слушают музыку, курят, пьют, болтают о важном и о случайном. Никто не преследует чётких целей, которые каким-то образом изменят их жизнь, но в каждый момент времени все полностью погружены в свою и общую жизнь, и фильму достаточно «находить» их за каким-нибудь занятием, подхватывать их разговоры и наблюдать за тем, как они присоединяются к сценам без предупреждения и ведут себя в компании. В фильмах Линклейтера нет большей награды, чем связь с другим человеком, и люди, открытые к взаимодействию, формируют собой то поле, по которому «Под кайфом и в смятении», находясь в руках режиссёра и его постоянного и незаменимого монтажёра Сандры Адэр, может свободно перемещаться.

 

 

Звучит просто, и Линклейтер — далеко не первый и не последний режиссёр, работающий в формате «кусочка жизни». Но он в точности понимает, что необходимо, чтобы придать ему резонанс: специфика места и времени действия, специфика людей в кадре (в «Под кайфом и в смятении» её помогает создать лучший ансамбль молодых актёров, когда-либо собранных на одной площадке) и ситуаций, в которых они оказываются, постоянное движение вместо топтания на одном месте. (Движение и свободное пространство в фильмах режиссёра имеют особое значение; не случайно редкие для него продолжительные конфликты во второй половине «Перед полуночью» и в камерном цифровом эксперименте 2001 года «Плёнка» подчёркиваются тем, что действие происходит в гостиничных номерах, которые герои не могут покинуть и в которых постепенно превращаются в зверей в клетке.)

 


 

 

Удовольствие кроется в деталях: в том, как замедленно-вальяжно поворачивает за угол в открывающей сцене оранжевый «Понтиак», в виде на стадион в мягком свете заката, в наблюдении за общественными местами и свободно плавающими в них энергиями, в обрывках поп-культуры (афиша «Семейного заговора» Хичкока на заднем плане, обсуждение классического ситкома «Остров Гиллигана», в том числе с феминистской точки зрения — девушки расходятся во мнениях о том, есть ли им там на кого смотреть), в том, как ложится на сцены музыка, в растянутом техасском выговоре Макконахи в его первой роли. В прошлом году Линклейтер со своим анимированным «Аполлоном 10 1/2», в котором детали детства в конце 60-х обрушиваются на зрителя буквально ураганом, встроился в нынешний ряд стареющих режиссёров, перенёсших на экран свои воспоминания до тех пор, пока не стало поздно. В начале 1990-х такой же волны не было, но «Под кайфом и в смятении» одновременно с фильмами таких вроде бы диаметрально противоположных людей, как Теренс Дэвис («Конец долгого дня») и Спайк Ли («Круклин»), стремился воссоздать воздух, которым дышал снявший его человек в юности.

В отсутствие традиционных драматических стержней выбор дня действия оказывается особенно уместным. С приходом лета герои в очередной раз освобождаются от рутины и структуры и вступают в немного новую жизнь, и никто точно не знает, что этот (и каждый последующий) день может им принести. Не меняясь, не следуя формулам «развития», но постоянно оказываясь в новых местах и в произвольно меняющемся окружении, они получают возможность расширять представление о себе любым жестом, фразой, даже просто фактом того, с кем они проводят в кадре время, а с кем нет. Вместе с ними возможностью регулярно показывать себя с немного новой стороны пользуется и фильм в целом.

 

 

Нажитая Линклейтером репутация добродушного, расслабленного гуманиста-антрополога с выраженной антипатией к искусственным конфликтам способна затмить то, как легко в его поле зрения, в том числе и в самых известных его фильмах, попадают менее радужные стороны жизни. Среди безобидных на первый взгляд провинциальных эксцентриков «Халявщика» то и дело встречаются конспирологические голоса, по-новому звучащие в эпоху, когда интернет предоставил им рупор; в «Отрочестве», и так посвящённом тому, как незаметно и безжалостно уходит время, даже мимолётный счастливый эпизод катания на велосипеде может закончиться для героя обнаружением во дворе дома избитой сожителем матери; о беспорядочных, неприглядных эмоциях, прорывающихся наружу в «Перед закатом» и подчиняющих себе в итоге «Перед полуночью», и говорить нечего.

«Под кайфом и в смятении», оставаясь комедией, осложняет позитивные вибрации школьной дедовщиной, действительно практиковавшейся в родных местах режиссёра в годы его взросленияю Парни-старшеклассники гоняются за новоиспечёнными девятиклассниками, чтобы поколотить их паддлами, старшеклассницы под палящим солнцем забрасывают девушек помладше продуктами и водят их на поводке. Всё это имеет вид традиционных ценностей, которые никто не склонен ставить под вопрос, но идея не в том, чтобы высокомерно посмеяться над менее цивилизованным прошлым или с серьёзным видом его осудить. Линклейтер, наоборот, сам рискует оттолкнуть сочувствующего зрителя тем, что в сцене избиения симпатяги Митча (Уолли Уиггинс) садистом О’Бэннионом (Бен Аффлек) врубает на полную громкость No More Mr. Nice Guy и не делает боль первого значимее удовольствия второго. Вместо этого он через чередование реакций ставит между ними знак равенства — как между двумя субъективными правдами жизни, которые следует зафиксировать.

 

 

В другой показательной сцене один из самых обаятельных героев фильма, жизнерадостный качок Дон Доусон (Саша Дженсон), переходит негласную черту и дразнит приведённую к нему на поводке девятиклассницу вопросом «Ты глотаешь или сплёвываешь?»; «Чувак, это так унизительно», замечает его сидящий рядом приятель — но при этом сам будучи не в силах сдержать виноватый смех. Быть подростком — значит и проявлять спонтанную жестокость, и оказываться её жертвой, и перенимать её, и замечать в себе, и игнорировать. Линклейтер держится внутри определённых рамок — перед нами не драма, и на экран не допускается всерьёз травмирующее насилие или ненависть (среди удалённых сцен есть злободневная расистская тирада Бенни (Коул Хаузер), выросшего с бившим его отцом, в адрес вьетнамцев*), но эмпатия фильма по отношению ко всем и каждому — как к людям, делающим свои первые самостоятельные шаги в мире гнетущих систем и правил, унаследованных ими от старших — не значит от этого меньше. Она — как основа, так и результат его терпеливого наблюдения за персонажами в их положительных и дурных проявлениях, и потому является признаком не излишней щедрости, а, наоборот, редкой дисциплины.

 

 

Если смотреть на вещи более просто, то без боли не так ценна радость, как обнадёживает Митча берущий его под своё крыло Рэндалл Флойд по прозвищу, естественно, Пинк (Джейсон Лондон): нас, вспоминает он, в своё время тоже не щадили, зато потом принимали в свой мир и спаивали пивом. Следуя тем же курсом в тёплую летнюю ночь, в своей второй половине «Под кайфом и в смятении» создаёт утопию из повседневного: подержанных авто, сигаретного дыма, неоновых вывесок, рок-музыки и компании близких по духу людей.

Сцены здесь не столько сменяются, сколько накладываются одна на другую; уже хорошо знакомые персонажи могут вдруг оказаться статистами, обогатив момент без каких-либо видимых усилий, замеченные ранее лишь вскользь — выйти на первый план. Соберите в одном месте достаточно связанных между собой, но во многом разных людей — например, школьников — и контрасты и взаимодействие между ними заиграют сами собой, наполнив кадр содержанием. В самой середине фильма снаружи бильярдной, к которой стягиваются персонажи, внутри одного кадра происходит с полдюжины таких взаимодействий, не все из которых мы можем услышать. Суть в том, чтобы уловить как можно больше жизни сразу.

 

 

Всё проживаемое является двусторонним; осознание этого позволяет фильму не впасть в сентиментальность. Свобода означает неопределённость, и наоборот; постоянное движение вперёд означает, что ни один волшебный момент нельзя остановить и закупорить; ночь и город сводят людей вместе — и неизбежно их разделяют, отправляют каждого навстречу собственному опыту.

«Под кайфом и в смятении» лишён мелодрамы и безумных комических выходок, но его герои переживают вещи, которые, вполне возможно, не забудут никогда, от прозаичных до глубоких, от жестоких до счастливых. Они купят свой первый алкоголь, окажутся лицом к лицу с огнестрелом, заведут новые знакомства (может, на один день, а может, на всю жизнь) и укатят на рассвете за билетами на Aerosmith. О’Бэннион получит по заслугам от тех, кого унижал сам (и ничего не упускающая камера останется на минуту рядом с ним, пока он переживает свой позор). Двое лучших друзей-интровертов Майк (Адам Голдберг) и Тони (Энтони Рапп), приходящие к выводу, что им необходим «старый добрый животный опыт», тем не менее, не ожидают, что один из них наживёт себе врага и устроит (серьёзную, до слёз) драку, лишь бы «не чувствовать себя пустым местом до конца жизни», а случайное знакомство другого в ходе тех самых унизительных ритуалов со схожей по темпераменту Сабриной (Кристин Хиноджоса) перерастёт в первую любовь. Пространство фильмов Линклейтера — это всегда пространство возможного.

 

* Четверть часа, с трудом не вместившаяся в фильм. Идеальное дополнение ко вдумчивому пересмотру

 

Режиссёр открыто признал, что задумывал «Под кайфом и в смятении» как «антиностальгический» фильм, но на практике это оказалось невозможным: слишком много в кадр, не оглядываясь на его мнение, попадало привлекательных и весёлых вещей. Вместе с тем их недолговечность, а также их спонтанное соседство с вещами болезненными создают нечто более богатое, чем фильм «за» или «против»: фильм о том, из чего рождается ностальгия по любому прошлому, об одновременной обыденности и уникальности того, что именно мы были именно здесь. 28 мая 1976 года предстаёт на экране не вырванным из истории, а сначала сегодняшним, а затем вчерашним, моментально прожитым днём. Что будет дальше, никто не знает — но солнце, как и всегда, восходит, а дорога впереди свободна.

 



 
comments powered by Disqus